Жизнь художника. Между сном и явью

Что такое искусство и кто такой художник? «Независимо от жанра искусства и независимо от вида творчества, ИСКУССТВО и ХУДОЖНИК являются эмоционально–духовной частью общества».

Так считает наш земляк, человек, имеющий к искусству самое прямое отношение, – известный в России и далеко за ее пределами художник Газали-Дибир Израилов. Вот уже много лет он является главным художником Всероссийского выставочного центра в Москве, членом Московского Союза художников, Союза художников России и Международного художественного фонда. Его работы находятся в Тиксинском художественном музее, собраниях художественного фонда СССР и фонда Москвы, Алтайском художественном музее, Ташкентском музее изобразительного искусства и, конечно же, в Дагестанском музее искусств. А также в частных собраниях в странах Прибалтики, Германии, Румынии, Болгарии, Италии, Югославии, Сирии, Швейцарии, Канады, США, Австралии и Японии.
В этом году Газали-Дибиру Израилову исполняется 70 лет. В преддверии юбилея художник поделился с нами своими мыслями, переживаниями, радостными воспоминаниями и мечтами.
– Я родился в горах Дагестана в ауле Кобосида 15 июня 1942 года. С детства я был близок к небу и понял все величие и могущество гор, горной природы, видел свободный полет орла, знаю, что такое единение с природой. Большую роль для формирования меня как творческой личности сыграла культура семьи, отношения между отцом и матерью, вся искренность и естественность их отношений друг с другом и с нами, детьми. Я был девятым сыном у своих родителей, жизнь вместе со своими братьями и сестрами приучила меня жить с людьми, быть частью общества, чувствовать свою совместность с ними, принимать их проблемы как свои. Красота природы родных мест и ее воздух с детских лет возбудили во мне желание быть творцом, еще со школы я знал, что я художник.
Для получения художественного образования я уехал в Москву. Из маленького высокогорного аула я попал в большой столичный интернациональный город, в центр богемной жизни творческих людей, в мир с совсем другой культурой и традициями. Окончив Московское высшее художественно-промышленное училище (бывшее Строгановское), я начал работать как профессиональный художник, а мастерские, где я работал, чаще находились в подвальном помещении. Ко мне приходили люди из разных социальных групп, было много творческих людей: художников, поэтов, артистов, музыкантов, и вместо размеренной мудрой жизни в высокогорном ауле потекла богемная, полная страсти и противоречий жизнь. Именно это сочетание гор и подвала, мудрости, покоя и страстной бури сформировали мой стиль и отличительные особенности моего искусства. Совмещение двух культур, два образа жизни, понимание двух религий расширили и обогатили мой творческий язык. Главной темой моих произведений стали люди, их отношения с миром, природой, космосом.
Я работаю в разных областях изобразительного искусства, в том числе и в дизайне, но больше всего люблю живопись и графику. Орнаментальная форма и философское содержание характерны для моих произведений. Синтез стилей: сюрреализма, абстракционизма, гиперреализма, экспрессионизма, реализма органично вошел в текстуру моего творчества, даря мне свободу в выражении моих замыслов, а их истоками являются мифология, притчи, исторические события и видения.
Законы человечества находятся между моралью и аморальностью и, к сожалению, люди за двадцать веков новой эры не смогли научиться избегать кровопролитий. Поэтому вся агрессивная часть моего творчества направлена против войны и диктата («Горгона – ХХ», «Развод», «История – ХХ»…)
Другая интересная для меня тема, это – Женщина. Я понял, что женщина, в отличие от мужчины, – это совсем другая планета, настолько, что трудно называть женщину человеком, хочется найти для нее более красивое слово («Роза», «Саломея», «Эриния», «Пенза», «Юдифь»).
Недавно был в Дагестане вместе с сыном Камилем, ездили в Тляратинский район – это моя Родина, мои взгляды, чувства, все! В моей книге афоризмов «Свет белее, чем белый цвет» есть такое высказывание: «Я восторгаюсь и наслаждаюсь итальянской оперой, русским классическим балетом, но лезгинка и после смерти будет тревожить меня». Дух, энергетику, достоинство, гордость – все это я получил в горах и с удовольствием несу по жизни. Мне 70, а я обожаю танцевать лезгинку.
Завтрашний Дагестан я вижу без религиозных и капиталистических крайностей. В моем кабинете в Москве я повесил портрет Ленина, на котором написано: «Первая производительная сила всего человечества есть рабочие и трудящиеся». В советское время я бы не подумал повесить это на стене, а сейчас некие социальные процессы вынудили меня сделать это. Мы потеряли чувство элитарности человека, а без этого жить сложно.
Ненавидя человеческие недостатки, я влюблен в людей. Я испытываю огромное счастье оттого, что я художник…
Я некий исполнитель чьей-то воли. Над нами витают знаки, я пытаюсь их уловить, воспроизвести, передать людям…
В юности мне приснился сон, как будто чья-то огромная нога наступает на мышь, сон был мутным, но произвел на меня сильное впечатление. Но я так и не решился взяться за эту тему, думаю, что надо было отреагировать в то же мгновение. Опоздал… Знаковые работы так и пишутся – между сном и реальностью, на грани. Тогда мне не хватило мастерства, сегодня потерялась жажда этой композиции. Это как с женщиной, вспыхнуло чувство – надо сразу же ее завоевывать, тогда не видишь перед собой никаких преград. Говорю со знанием дела – женат был четыре раза, и скажу, что это дорогое удовольствие! Я не хвастаю, наоборот, считаю это своей бедой. Любить одну женщину и прожить с ней всю жизнь – великое счастье, увы, я его не познал. Но зато у меня много детей – помимо сына и дочери – мои работы, которые разбрелись по всему миру, но каждая из них дорога мне, как ребенок.
Искусство – это пророк и врач, оно может узреть и лечить. Как-то с моим другом Рамазаном Абдулатиповым произошел такой случай. В 1993 году во время путча в Москве он находился в Белом доме, тогда он был председателем Палаты национальностей. Я его все пытался оттуда вытащить, но он противился. Потом это удалось сделать Виктору Черномырдину. Рамазан приехал в мою мастерскую, он был весь зеленый… Я сунул ему в руки кисть с красками и маленький холст и сказал: «Все, что есть сейчас на душе, выливай!» Он тогда изобразил Россию в виде плачущей маски, а через какое-то время позвонил мне и попросил преподавать ему рисование. С этого момента наши отношения перешли на другой уровень – «учитель – ученик».
Меня как-то спросили: «С чего начинается ваш день?» У меня он начинается ночью. До трех часов дня меня можно видеть «недоваренным», я маюсь, слоняюсь туда-сюда. Только потом начинается что-то конструктивное.
Если начистоту, то самое главное для художника – это признание. Как-то раз мой племянник пошутил по этому поводу, говорит: «Дядя, давай мы тебя спрячем где-нибудь в пещере в горах, скажем, что ты умер, и будем продавать твои картины втридорога» (смеется). На самом деле, ощущение реализованности того, что хотел сделать, у меня есть. Это очень хорошее, наполненное чувство. Но эта реализация должна иметь второй этап – этап признания, восприятия этого искусства людьми. А поскольку мое искусство достаточно сложное, я склонен думать, что при жизни оно должным образом не будет оценено. К сожалению, этому искусству нужно время, отдаленность, возможность вернуться к нему спустя поколения. Поверьте, каждый хочет слышать в свой адрес: «Какой ты замечательный! Ты – гений!» Это не я придумал. Мы так с соседом моим шутим, я ему говорю: «Ты – гений!», а он мне: «Ты прав!» Каждый хочет быть «пупом земли», мне так думается… (улыбается)
Я предельно откровенен, могу лечь на стол и разрезать себя – посмотрите, какой я внутри… Быть обнаженным – опасно для политиков, а если художник не обнажен, значит он – чудак, он попросту играет. Возможно, люди будут остерегаться тебя, не понимать твоих откровений, но это – то, что в тебе есть и чего не отнять… Искусство – это душа, по которой плачет земля.