Жизнь сквозь призму объектива
Поймать Камиля Чутуева в Махачкале можно, но сложно. Он постоянно в разъездах со своими верными друзьями – автомобилем и фотоаппаратом. Давно эти поездки перестали быть рабочими командировками. Сейчас Камиль Аминович снимает в основном для себя, но при этом всегда делится снимками улыбающихся горянок или кавказских ледников со всем миром.
Сын первого в Дагестане фотокорреспондента Амина Чутуева и не думал, что достигнет таких высот. Более полувека назад, будучи мальчишкой, он взял в руки фотоаппарат и уже не расставался с ним. Но прежде чем стать самым известным фотографом в Дагестане, сельскому мальчику, у которого было только школьное образование, пришлось многому учиться самому.
– Я же не думал быть фотокорреспондентом. А когда стал работать, мне это все понравилось, втянулся в работу, она оказалась чрезвычайно интересной. И я начал выписывать всевозможные журналы по фотографии, книги по искусству: чехословацкий журнал по фотографии, немецкий «Magazine», «Советское фото». Был на нескольких семинарах для периферийных фотожурналистов. Эти семинары организовывал Союз журналистов СССР. Там выступали выдающиеся фотографы, фоторепортеры и химики. Это тоже мне очень многое дало. В те времена в центральных газетах «Известия» и «Правда» еще публиковались фотографии, выдержанные в композиции, в свете. И глядя на все это, я учился.
– Вы считаете себя трудягой?
– Не совсем. Я немножко лентяй. Когда я только начал работать фотокорреспондентом, редактор одной газеты, выходящей на даргинском языке, Ибрагим Багомаев всегда ругал меня, что я ленюсь, что я могу больше снимать, больше зарабатывать, а я этого не делаю. Это мне запомнилось.
– Расскажите какой-нибудь интересный случай, произошедший с вами в начале вашего творческого пути.
– Много было таких случаев. Когда отец был живой, и я только-только начинал фотографировать, у меня был простенький фотоаппарат «ФЭД». И как-то в Русском театре (тогда он находился на Воронской улице, где сейчас здание Кумыкского театра) проходила генеральная репетиция какого-то спектакля. Там присутствовали режиссер, кто-то из министерства культуры, писатели, люди искусства. Отец там проводил съемку и взял меня с собой. У меня был этот «ФЭД» и большая тяжелая фотовспышка. Мы сидели с отцом в первом ряду, и началась какая-то интересная мизансцена. Отец мне показывает: иди, сними. Я эту вспышку – через плечо, держу фотоаппарат. Подошел как можно ближе, нажал на спуск, вспышка вспыхнула и – бабах! – что-то взорвалось. Актеры тут же остановились. Я смотрю на режиссера, он так зло на меня смотрит, но ничего не говорит. Отец мне машет: давай, скорее уходи со сцены. Оказалось, что взорвался конденсатор, накопитель энергии у вспышки. Хорошо, что он был в кожаном футляре.
– На вашем творческом пути были какие-то преграды, трудности?
–Трудности у меня бывают связаны с тем, что моя машина не позволяет мне поехать куда-то, куда я хочу – то ли дороги нет, то ли она плохая. И еще появились пограничники. Надо брать разрешение в управлении, объяснять, зачем да почему. Это смешно, но несколько раз меня арестовывали с фотоаппаратом. Наверное, думали, что я шпион.
Камиль Аминович начинал работать фотокорреспондентом в начале 60-х. Тогда он пользовался пленочным фотоаппаратом. Сейчас уже привык работать с цифровиками. Но расстаться со старой техникой до сих пор не может. По словам маэстро, он все еще хранит полтора десятка пленочных фотоаппаратов, которыми когда-то пользовался. «Выбросить – жалко, а что с ними делать – не знаю».
– Фотоаппарат и машина для меня как живые существа. Сейчас современная техника дает возможность щелкать десятки тысяч фотографий, а старые аппараты все были механические – шестеренки, винтики… Все это выходило из строя. Но когда снимал пленочной техникой, нужно было полагаться на самого себя, вручную установить выдержку, диафрагму, самое главное – освещенность измерить. А сейчас это все делает сама камера. И снимки, выполненные цифровой и пленочной камерой, разнятся, потому что – будь то портрет или пейзаж, или жанровые снимки – сделанные на пленке, они мягкие, красивые, там своя цветовая гамма. А цифровая камера дает снимки жесткие, откровенные, нет той мягкости. Пленочный аппарат – он вроде как твой верный друг.
– Вы скучаете по пленочным аппаратам?
– Иногда, когда сделаю какой-нибудь снимок цифровой камерой и вижу в компьютере, что что-то не так, представляю, как бы это было на слайде. А так, конечно, уже втянулся, снимаю цифровой камерой.
– Раньше, когда вы снимали пленочным фотоаппаратом, вы сами проявляли снимки. А сейчас все просто – перекинул в компьютер и все, никакой романтики.
– Это есть. До сих пор в газетно-журнальном комплексе моя лаборатория сохранилась. Жалко выбрасывать, там и увеличители, и установки, разная аппаратура, кюветы – все осталось, химикаты сохранились. У меня даже пачки бумаги остались, правда, их срок годности уже давно истек.
– Какой из ваших фотоаппаратов вы можете назвать самым лучшим?
– Зеркальная камера «Зенит» советского производства. Я им сделал очень много великолепных фотографий. Потом у меня была немецкая, гэдээровская «Практика». Фирма, которая выпускала «Практику», объявила
конкурс на снимок, выполненный этой камерой. Я даже какой-то
приз получил. Но одним из лучших моих друзей был «Зенит».
Камиль Чутуев – один из тех людей, о которых можно сказать, что он объездил почти весь Дагестан. Примерно месяц назад фотограф вернулся из высокогорного селения Фий Ахтынского района, куда давно мечтал попасть. Но, как ни странно, не снял там ни одного портрета горянки.
– Я только фотоаппарат наведу, а они сразу отворачиваются
или убегают. Женщины и, особенно, молодые девушки
отказывались фотографироваться. К сожалению, ни одного взрослого портрета я там не сделал, только малышей. Чтобы все
поголовно отказывались сниматься –
такого в моей практике не было. А так
иногда бывает – то ли по религиозным
соображениям не снимаются, то
ли из-за скромности.
– Можно ли сказать, что, например, взрослых фотографировать легче,
чем молодых людей?
– Думаю, да. Видимо, они со своим жизненным опытом знают, что раз я их фотографию, значит мне это нужно. И их характер, наверное, не позволяет им сразу отказаться.
– Я знаю, что когда вы общаетесь с людьми и узнаете интересные истории из их жизни, вы это записываете на диктофон…
– Диктофон у меня только недавно появился, а раньше я не пользовался им. Если ты задумал сделать серьезный портрет, с человеком обязательно нужно познакомиться. Если в портрете удается выразить какую-то черту характера, уже считайте, что портрет удался.
– Что дальше происходит с этими историями? Вы их где-нибудь публикуете?
– Во-первых, это интересно для меня самого. Особенно если это касается истории, обычаев. Я их использую при составлении текстовки к фотографиям. Например, недавно я в очередной раз был в дальнем селении Гочоб Чародинского района. Оно удивительно тем, что там сохранились старые дома, трехэтажные, даже четырехэтажный дом есть, похожий на крепость. Там в селении две башни. У домов в этом селении очень интересная кладка. Сохранились вделанные в стены этих башен и домов камни с петрографикой – рисунками на камнях.
– Но, Камиль Аминович, об этом ведь надо рассказывать людям. Может быть, вы книгу напишете?
– Я хочу создать серьезный альбом. Мы договорились с одним издательством выпускать небольшие книги, например, о башнях в горах – это, к сожалению, исчезающая наша архитектура, о петрографике, о женском портрете… Хотели создать такие серии. Но потом в издательстве что-то поменялось, и это дело приостановилось. Я не могу все взять на себя. Типографские расходы довольно большие. Конечно, хочется публиковать. Последние годы я езжу, все это снимается и все хранится в компьютере, а я даже не публикую.
– Своими снимками вы дарите людям позитив, знания. Что бы вы хотели получить взамен?
– Доброе отношение. Чтобы люди понимали то, что я делаю. Многие, конечно, понимают, идут мне навстречу. Вообще, меня любят. Если я приеду в какой-нибудь дальний аул, где никогда не был, когда узнают мою фамилию, оказывается, что меня уже заочно знают. Очень доброе отношение ко мне во всех селах, у каждой народности. К счастью, в наших горах это еще осталось. Горец, который жил в селении со своими родителями, семьей, учился, окончил вуз, переезжая сюда, в город, каким-то образом меняется совершенно. Когда я уезжаю отсюда, бываю в горах два-три дня – для меня это самые счастливые дни. Там душа и сердце отдыхают.
– В каких еще кавказских республиках вы снимали?
– Пару раз был в Орджоникидзе, в Нальчике, на Эльбрусе, в Грузии, в Азербайджане. Но самое большое удовольствие я получаю только от работы в Дагестане.
– Наш номер посвящен тем странам, которые граничат с Дагестаном. Расскажите, пожалуйста, о Грузии и Азербайджане.
– В Тбилиси прежде всего приятно удивляет то, что они сохраняют свой старый город. Даже там, на берегу Куры, в нижней части, сохранен старый район. Там дома старинные, двух-, трехэтажные. Их специально сохранили, не снесли. Чего не скажешь про нашу Махачкалу. Старое не сохранилось, все исчезло, все теперь новое. Свою историю надо сохранять, какая бы она ни была. Может, она была неприятна для нас, но все равно ее надо сохранять. Разве можно было в Верхнем Гунибе взрывать беседку, где был камень, на котором восседал князь-фельдмаршал Барятинский, принимая плененного Шамиля? Это же история! Это же было? Было! И надо было это оставить.
– Камиль Аминович, есть ли такое место (или человек), которое вы хотели снять, но до которого еще не добрались?
– К сожалению, есть. В Курахском районе было три селения. В одном из них – Буршимака – жили лакцы. Как они туда попали? Почему они бросили это селение и переселились в другое место? Мне это все интересно, и я хочу добраться до этого места. Еще мне, конечно, хочется вернуться туда, где я уже был. Например, к ледникам между Цумадинским и Тляратинским районами, откуда питается река Сулак. Мы туда поднимались, ходили по ледникам. Хочу еще раз туда попасть. Еще, наверное, хотелось бы снять портрет настоящей горянки, чтобы в портрете было видно и то, что она горянка, и то, что она живет в горах, и чтобы в лице ее была доброта, которая есть в лицах наших горянок.
В этом году маэстро дагестанской фотографии исполнилось 75 лет. В семье Чутуевых 26 августа не просто день рождения Камиля Аминовича, а своего рода День семьи. По старой семейной традиции, он вместе с родными людьми – женой, детьми, внуками, зятьями, друзьями – уезжает в Кумух, где они отмечают большой семейный праздник.
– Вы занимаетесь чем-то еще, кроме фотографирования?
– Нет. У меня больше нет других талантов. Я люблю с чем-то повозиться, в домашнем хозяйстве что-то подремонтировать, что-то настроить. Я люблю лазить по горам и немного играю на мандолине, когда есть настроение.
– Как часто у вас бывает хорошее и, наоборот, плохое настроение?
– Настроение почти всегда хорошее. А плохое бывает из-за чьей-нибудь подлости или плохих новостей из телевизора. Недавно в Москве один лихач сбил сразу пять человек, после этого целые сутки никак не мог это забыть, все время думал об этом.
– Камиль Аминович, какой бы короткой фразой вы описали свою жизнь?
– Короткой? «Жизнь удалась» – вот так, наверное. Я доволен и работой, и друзьями, и семьей, и детьми, и тем, что я живу в Дагестане, что меня окружают такие люди. Я считаю себя счастливым человеком.
– Что бы вы пожелали дагестанцам и жителям государств, соседствующих с Дагестаном?
– Конечно, процветания, мира, дружбы. Чтобы каждый народ не терял свои традиции, свои обычаи, чтобы сохранили то, что есть.