Варвара Бакунина о взятии Дербента

[vc_row][vc_column][vc_column_text]

Штурм Дербента 1796 году – один из эпизодов Русско-персидской войны. В 1796 году в Кизляре был сформирован корпус из двух пехотных и двух кавалерийских бригад, в котором частями, по личному назначению императрицы, командовали князь Цицианов, Булгаков, Римский-Корсаков, барон Бенигсен, граф Апраксин и Матвей Платов, а главнокомандующим был назначен генерал-поручик Валериан Зубов. Войско двинулось к Дербенту.

[/vc_column_text][/vc_column][/vc_row][vc_row][vc_column width=»1/1″][vc_column_text]Ниже мы приводим воспоминания очевидицы этих событий Варвары Ивановны Бакуниной – жены Михаила Бакунина, участника похода, сопровождавшей его в Персидском походе и впоследствии записавшей все виденное и слышанное ею во время этого похода, под заглавием: «Персидский поход в 1796 г.»
«Я хочу описать события злосчастнаго Персидскаго похода, пока из памяти моей не изгладились еще мельчайшия его подробности…
…Тем не менее, русские осадили Дербент без всякой надежды на то, что им удастся взять его; построили батареи, делали вылазки, во всех стычках оставались, разумеется, победителями, но, возвратясь в свои окопы, не могли ничего предпринять. Граф послал С. (Савельев – прим. ред.) приказание снять осаду и отступить…
…1 мая (1796 г. – прим. ред.) был день отдыха. Я отправилась гулять в окрестностях лагеря; местоположение было красивое; мы увидали издали гору, на которой был построен Дербент, и с помощью зрительной трубы могли разсмотреть самый город. Перед нашими глазами возвышались каменныя стены, которыя персы считают неприступными, называя их «Железными воротами»; это вход в Персию, укрепленный самою природою; близь берега моря возвышается высокая, весьма крутая, гора, на которой построен Дербент; одна половина города лежит на склоне горы, другая на песчаном прибрежье. По обеим сторонам города, во всю его длину, тянется толстая каменная стена; один конец ея упирается в гору, другой омывается морскими волнами; с этой стороны город защищен еще третьей стеною, такой же вышины и толщины, как и предъидущия, которая идет поперег города, отделяя его от нижней необитаемой части города, называемой Дубары.
Вечером 1 мая войска получили приказание выступить из лагеря на следующий день, взяв с собою как можно менее обоза; все лишнее велено было оставить в вагенбурге, – так называют четыреугольное место, огороженное телегами, которыя ставятся в два ряда, одна возле другой; тут оставляют самыя тяжелыя фуры и все, что может стеснить войско; а так как женщина считается в походе самой главной обузой, то решено было, что и меня оставят в вагенбурге; хотя я была огорчена этим приговором, но я подчинилась ему безропотно, так как, отправляясь с мужем в поход, я обещала ему ни в чем не стеснять его и всегда добровольно подчиняться всему тому, что он сочтет нужным для своего спокойствия и для моей безопасности; кроме того я обещала никогда не выказывать слабости и боязни; это обещание мне пришлось припомнить не далее, как на следующий день, когда я простилась с ним без слез, стараясь казаться веселой и схоронив в глубине мою грусть и тревожившия меня опасения. Итак, я осталась в вагенбурге, в самом грустном настроении духа… вскоре после ухода армии, начался проливной дождь, а вечером разразилась страшная гроза, продолжавшаяся всю ночь; я не могла сомкнуть глаз, мой домик трещал и ежеминутно грозил разрушиться; мы были вынуждены всю ночь держать веревки, которыми он укреплялся; дождь не прекращался и весь следующий день. 3-го числа я сидела по уши в грязи и соскучилась до смерти… Но что же делало войско, осаждавшее Дербент в то время, когда мне было так весело в вагенбурге?…
2 мая армия, пройдя 15 верст, расположилась лагерем в полутора верстах от Дербента; отдельные бригады были расположены в некотором разстоянии одна от другой, фронтом к городу, начиная от ската горы вплоть до самаго моря. Бригада генерала Бен., в которой находился Владимирский полк, стояла ближе всего к морю на вспаханной земле; так как дождь смочил их точно также, как и нас, то они еще более перепачкались в грязи, и почти все их палатки были снесены бурею, которая на берегу моря была сильнее. В тот же день вечером, несмотря на страшную темноту, на грозу и дождь, русские непременно хотели овладеть башней, выстроенной персами на том месте, где находилась прежде батарея генерала С., но это было нелегко; ее штурмовали и нашим удалось сначала взобраться на нее, но персы защищались энергично; это земляное укрепление имело несколько сводов, которые русским не удалось пробить и под защитою которых персы стреляли по нашим войскам. Гренадеры Воронежскаго полка отступили, не смотря на все усилия своего полковаго командира, который сам неоднократно влезал на лестницу, но был опрокинут с нея и ранен камнем, брошенным из башни; не получив подкрепления, ему пришлось, наконец, отступить. Персы осыпали наших градом камней и таким образом русские с позором возвратились в лагерь; действительно, было позорно отступить перед персами, но в этом нельзя винить солдат: у них были плохие руководители, им не говорили, что опасность будет так велика, они ожидали встретить гораздо меньшее сопротивление; темнота ночи и храбрая защита персов заставили их потерять голову, но, к чести их, надобно сказать, что они почувствовали свою вину и просили, чтобы их снова повели на приступ этой башни, которая и была взята ими днем. Эта маленькая неудача сбила немного спесь нашего главнокомандующаго; он стал не так надменен и более человечен в обращении, впрочем, это продолжалось недолго, – взятие Дербента возвратило ему его обычную самоуверенность и гордость.
Так как во время осады делать было нечего, то муж мой приехал навестить меня 4-го числа и дозволил мне отплатить ему визит; 5-го числа я прибыла в лагерь и, благодаря моему красноречию, мне удалось выпросить разрешение не возвращаться более в проклятый вагенбург. Таким образом я осталась в лагере без всякой боязни и тревоги. Не смотря на осаду, все шло своим чередом; я гуляла каждый день на берегу моря, собирала раковины и камушки, взбиралась на гору, где было много источников прекрасной воды, стекавшей в басейны из тесанаго камня. Солдаты воздвигали со всех сторон батареи для бомбардирования города, находясь все время на разстоянии ружейнаго выстрела со стороны персов; многие из них были ранены…
Надобно сознаться, что я провела первую ночь в лагере не особенно спокойно; постоянные выстрелы и свист, производимый полетом пуль, не могли показаться мне особенно приятной музыкой; сон мой нарушался также безпрестанным криком «хабарда», раздававшимся безпрестанно в городе; это обычный возглас персов, коим они приглашали жителей быть на стороже; горожане отвечали на него хором; ко всему этому прибавьте мычанье быков и рев ослов, коих в городе было множество, и вы составите себе понятие о страшном шуме, происходившем каждую ночь. Однако что значит сила привычки: мой сон был нарушен этим шумом только первую ночь, а на вторую я спала уже превосходно.
8 мая был открыт огонь с батареи, находившейся против той злосчастной башни, на которой русские потерпели неудачу; ядра попадали метко и в короткое время сделали брешь; затем войска пошли на приступ и башня была взята егерями и гренадерами Воронежскаго полка… потеряв много людей убитыми, и укрылись в город; взятие башни русскими повергло персов в отчаяние и вынудило их к сдаче; я могу говорить о штурме и взятии этой башни как очевидец; из нашего лагеря было видно все происходившее там; башня была взята по утру 8-го числа, а весь следующий день производилась постройка вокруг города многочисленных батарей…
10 мая, между девятью и десятью часами утра, по данному сигналу, батареи открыли огонь, также как и батареи генерала Бул. по ту сторону города; шум был ужасный; пальба не прекращалась ни на минуту. Персам это наскучило и они прислали к нам своего муллу; он вышел из города под выстрелами и, добравшись до батареи генерала Бул., заявил, что персы намерены сдаться и обещают вынудить к тому своего хана Ших-Али, если им обещают оставить жизнь, свободу и их имущества; на этих условиях они сдадут город и сложат оружие. Генерал Бул. сообщил об этом графу, который приказал прекратить бомбардировку, послав сказать персам, что если они не доставят ему через два часа ключи города, то бомбардировка будет возобновлена. Весьма замечательно, что мулла, высланный из города, чтобы объявить капитуляцию, был тот самый, который 74 года тому назад вручил ключи от Дербента Петру Великому; это обстоятельство дало повод к многим льстивым замечаниям и другим смешным сравнениям.
Дербент был взят 10 мая… Ших-Али был приведен к графу обезоруженный, с саблею на шее, также как и вся его свита, в знак того, что они приносили свою голову для искупления своей вины и полагались вполне на милосердие русских. Кадыр-Бек, самый богатый и влиятельный из жителей Дербента и первый советник хана, обратился к графу с речью, говоря, что если граф намерен наказать кого-нибудь, то чтобы он обратил свой гнев на него и на других советников Ших-Али, а его помиловал бы по молодости его лет. Какая преданность и какое великодушие!..
…Я воспользовалась этой проволочкой, чтобы осмотреть Дербент. По правде сказать, я не увидала в нем ничего особеннаго: улицы весьма узки, дома высокие, с толстыми стенами, выстроенные из тесанаго камня, с крошечными окнами, в которых рамы заменяются решетками, что придает дому вид тюрьмы. Только перед главною мечетью находится красивая четыреугольная площадь, очень обширная и чистая, на которой дома стоят правильной линией, исключая одной стороны, с которой эта площадь ограничена улицой, поднятой гораздо выше площади и поэтому имеющей вид террасы; на ней видно несколько деревьев. Подыматься на эту улицу приходится по двум лестницам из тесанаго камня; в промежутке между ними течет источник весьма чистой и прозрачной воды, наполняющей бассейн, сделанный также из тесанаго камня… Я говорила уже вам, что Дербент построен на весьма крутой горе; та возвышенная улица, о которой я упоминала, идет все в гору до Нарын-Кале, – так называется самая возвышенная часть города, в которой находится дворец ханов, построенный Фетх-Али ханом, отцом Ших-Али; я не была там, так как он находится довольно далеко; к тому же улица поднимается весьма круто и я устала уже на половине пути. Люди, видевшие этот дворец, говорят, что он довольно красив, в нем есть красивыя комнаты и обширныя галлереи, и, что всего оригинальнее, покои украшены фресками; было весьма любопытно увидеть их, ибо меня уверяли, что исполнены довольно хорошо. В городе есть лавки, но оне очень грязны, темны и тесны; мы видели в них весьма мало товара: персы боялись показывать его, не будучи вполне уверены в наших миролюбивых наклонностях и боясь, чтобы их не ограбили. Наконец, мы двинулись далее; приходилось пройти через Дубары; на всех стенах стояла масса персов, пришедших взглянуть на войско; я видела Ших-Али в то время, как он проезжал по городу; он лежал на лошади и, казалось, был убит горем; персы смотрели на него с состраданием, некоторые даже плакали; Ших-Али – юноша лет семнадцати, средняго роста, с тонкими чертами лица и еврейским типом (мать его была еврейка), но белокурый, что между азиятами встречается редко».

Использованы материалы сайта memoirs.ru[/vc_column_text][/vc_column][/vc_row]