В новом оркестре тебя могут просто «съесть»…

Взяв когда–то за руку музыку своей родины, он вывел ее в большой мир и сказал: «Ты прекрасна. Пусть о тебе узнают все!» – и это было счастье. В это поверили все и, прежде всего, она сама, музыка гор, удочеренная Мурадом…

Так писал когда-то Расул Гамзатов о своем преданном друге, знаменитом на весь мир дагестанском композиторе Мураде Кажлаеве, который отмечает в этом году свое 80-летие со дня рождения и 60-летие творческой деятельности.
Если бы Мурад Кажлаев пошел по стопам родителей, стал бы врачом. Мечта отца – вырастить сына-медика – была разбита, когда мальчик поступил в музыкальную школу, в группу детей «с абсолютным слухом». Затем – Бакинская консерватория, многочасовое творчество, записи грампластинок, восторженные публикации, зарубежные гастроли. И событие 1964 года, которое останется в памяти Кажлаева на всю жизнь: Дюк Эллингтон – великий маэстро джаза – исполнил его джазовый концерт «Африканский».
20 марта 1968 года в Ленинграде состоялась премьера его балета «Горянка» по поэме Расула Гамзатова. Критики назовут балет вершиной творчества Кажлаева. Но тогда трагический финал балета понравился не всем. Главная героиня, отстаивая свою свободу, гибнет от рук жениха, что по тем временам противоречило цензуре. Расул Гамзатов и Мурад Кажлаев долго боролись за правдивый финал, чем накликали гнев высокого начальства, и ко всему – исполнители центральных партий балета покидали страну, оставались во время гастролей театра за рубежом. В короткий срок балет пережил целую серию таких потрясений. Не вернулись с зарубежных гастролей Н. Макарова (Асият), исполнитель партии Османа Валерий Панов.Стал ведущим артистом американского театра балета феноменальный Михаил Барышников, танцевавший в «Горянке» Юношу… Но в 1984 году балет под названием «Асият» обрел новую жизнь и полетел по миру.
Симфонические, хоровые, джазовые сочинения, музыка к балету, драматическим спектаклям и цирку – Мурад Кажлаев никогда не делил жанры на высокие и низкие. В каталоге сочинений Кажлаева свыше 400 названий, среди которых музыка к 42 кинофильмам и 25 компакт-дискам, выпущенным в России, Германии, США и Италии.
Два года назад он отказался от должности художественного руководителя и главного дирижера Московского Академического Большого концертного оркестра имени Ю. В. Силантьева, которым руководил 20 лет, и вернулся в родной Дагестан, дабы претворить в жизнь идею, которую вынашивал долгие годы, – открытие Республиканской школы искусств для особо одаренных детей.

– Мурад Магомедович, позвольте поблагодарить вас за высочайший труд, который славит Дагестан, и поздравить вас с юбилеем! Вы преданы своей родине, захотели вернуться сюда, несмотря на завидные предложения работать как в крупных российских городах, так и за границей. Оправдались ли ваши надежды относительно открытия школы искусств для особо одаренных детей? Пришлось ли вам подключать к этому высокопоставленных и влиятельных людей?
– Спасибо за поздравление! Я действительно предан Дагестану и горжусь тем, что живу и работаю в России. Нам, всем дагестанцам, следовало бы гордиться своей родиной, тогда, поверьте, мы были бы впереди! А что касается моего сегодняшнего детища – школы искусств, то я счастлив, что моя задумка наконец-то воплотилась! Ведь нужно думать о наших талантливых детях, зажатых новой музыкальной «цивилизацией»… Пока эта школа не имеет аналогов на Северном Кавказе. Одни наши музыкальные инструменты – целое достояние! Рояли «С. Bechstein» и «Yamaha», фортепиано «Zimmermann» и «Petroff» – дар Сулеймана Керимова, детский духовой оркестр фирмы «Bach», виолончели и контрабасы из Чехии – дар Зиявудина Магомедова. Такое не часто встретишь! Я очень благодарен нашим друзьям – землякам Омари и Абдулле Калаевым, Кериму Гусейнову, Агарагиму Джафарову, Мураду Гаджиеву, без помощи которых нам бы просто не удалось создать школу такого уровня. Первый кирпичик в приобретение здания заложил неутомимый Муху Алиев, а достроил его наш теперешний президент Магомедсалам Магомедов. Вот такая биография у нашей школы!
Недавно открылся при школе и музей музыкальной культуры Дагестана, который создан на средства гранта президента республики. Этот музей – также моя давняя мечта. Он вобрал в себя богатый исторический материал, продолжаем собирать образцы национальных инструментов, архивы композиторов и музыкальных учреждений. Работа по формированию его фонда продолжается. Первоначально в него вошли материалы о деятелях музыкальной культуры, событиях в жизни нашей республики, касающиеся как народного искусства, так и профессионального, с самого его зарождения. Это фотографии, афиши, документы, книги, пластинки, ноты и личные вещи известных наших музыкантов. В их числе наше семейное пианино «Diederichs», которому 110 лет, купленное моими родителями еще до моего рождения.
– Как же вы один со всем этим справляетесь? Наверняка без помощи вашей любимой супруги здесь не обходится?
– Вы угадали. Я могу смело сказать, что всем обязан своей Валидочке! И лучшие мои произведения: «Горянка», «Любовь моя, печаль моя», «Валида» я посвятил именно ей. Вот и сейчас она пришла вместе со мной на интервью с вами. То, о чем я могу забыть, ей всегда удается помнить, поэтому у нас ничего никуда не девается, все бережно хранилось много-много лет. И теперь все постепенно перекочевывает в школу, в наш музей. Вот видите, и сегодня мы пришли не с пустыми руками (достает из пакета самодельный барабан): одна из реликвий моей творческой жизни – «тимплипито» еще времен ансамбля «Гуниб» (впоследствии – «Гая»), который я создал в 1965 году и который пользовался в те времена большим успехом. Так вот, Валида – мое самое главное везение в жизни, только она может выдержать такого субъекта! (смеется) В этом году мы отметили 52 года совместной жизни, а знал я ее аж с младенчества. Еще когда ей было 4 года (наши семьи дружили), в Азербайджане мне шутливо сказали – вот твоя невеста! Я ей даже тогда на листочке бумаги сочинил маленькую мелодию (этот листик до сих пор бережно у нас хранится). И потерял я Валидочку до тех пор, пока на пляже в Сочи меня не окликнули: «Мурадик!» Смотрю, стоит передо мною 12-летняя девочка, а позади – ее тетушка. Я ей тогда назначил свидание в кафе-мороженом, но она не пришла, тетя не пустила. Я тогда был тот еще мачо! Длинные волосы, одежда по последней моде, мотоциклы, на которых я участвовал в гонках, подружки… Как говорили тогда – стиляга! Ну, в общем, потерял я снова свою Валидочку. Как-то, уже в 1957 году, 7 ноября, прогуливаясь в Москве по улице Горького с девушкой, в толпе я наступил на чью-то ногу, и увидел перед собой свою будущую тещу, которая, не переставая, ворчала. А рядом стояла она – очаровательная 16-летняя Валида. С тех пор я уже ее не отпускал, и привез Валиду в Дагестан. Спустя год мы поженились (я был на 10 лет старше).
– Вы проговорились о том, что когда-то были заядлым автомобилистом. А не расскажете нам какой-нибудь особенный случай из этой практики?
– Как-то, когда я приехал в Америку, меня встречали коллеги. Обычно всегда предлагают личного водителя, а здесь, в целях экономии, мне сразу же вручили ключи от «Тойоты» и честно сказали: водите сами, так нам дешевле выйдет. Я поначалу испугался, мол, дорог не знаю, правила другие. Но, не поверите, водить там намного легче – пробок нет. Я пол-Америки сам объездил, правда, был у меня один документик на случай, если я вдруг стану нарушителем, страсть к скорости брала свое. Этот документ мне сделали высокопоставленные друзья-музыканты, полисмены после ознакомления с бумагой лишь просили быть осторожным и ездить помедленнее. И с радостной улыбкой прощались.
– Когда вы говорите об Америке, мне интересно, каким образом вам удавалось управлять их оркестрами, ведь вы для них были вроде как неизвестный дирижер, да еще не известно из какой республики?
– Я вам так скажу: настоящий дирижер – это не счет и не махание руками. Дирижер может, ничего не делая, просто стоять, изредка давая понять особыми жестами, что что-то не так. Здесь главное – хорошее знание партитуры и музыки, которой ты дирижируешь. Да, с силантьевским оркестром было все всегда замечательно, они понимали меня с полуслова – еще бы, столько лет работать вместе! А вот в новом оркестре тебя могут просто съесть, образно говоря. Такое пытались со мной сотворить во многих других оркестрах, где каждый считает себя мэтром. Я за свою жизнь испытал на себе десятки совершенно разных оркестров, как в России, так и за границей. Главное – с первой же репетиции взять себя в руки, сказать: «Да, вы работали с великими дирижерами, а теперь вы работаете с обычным дагестанцем». Поначалу я им уступаю: «тут – тише, там – громче», потом уже приучаю к своим жестам, которые, по признанию многих, являются убедительными. Но мой секрет в том, что я начинаю ловить их на ошибках. После этого они в моих руках. Они не хотят в этом признаться, им бы только клеймить дирижера. Знаете, есть такая поговорка из серии черного юмора: «Хороший дирижер – мертвый дирижер». Поэтому, как бы оркестр ни экзаменовал дирижера, стойкость и профессионализм – вот главный конек. Передать свои мысли только за счет жестов очень сложно, поэтому в арсенале каждого дирижера присутствует его личное отношение, которое оркестр запоминает. К сожалению, 80 процентов теперешних отечественных дирижеров не слышат своего оркестра, занимаются позерством. Стоят, красуются, рисуются, и прославляются только за счет того, что оркестр состоит из высококлассных музыкантов, которые верят в то, что играют. Поэтому известность и популярность дирижера сегодня весьма относительна.
– 18 февраля состоялась премьера вашего балета «Любовь моя, печаль моя». Наверняка это событие было очень волнительно для вас?
– Да, мы с Мусой Оздоевым взялись за это произведение с полной ответственностью и отдачей. 60 человек задействованы в балете, и, несмотря на различные сложности, я думаю, что наш замысел был удачно воплощен. Тем более что сюжет балета, повествующий о легендарной, трагической любви, стал популярным благодаря русско-турецкому фильму с одноименным названием. Но тогда я писал музыку к фильму. Моей же нынешней задачей было создание музыкальной основы для хореографии, и насколько все получилось, судить уже зрителям.