Пржецлавский о лезгинке, музыке и обрядах

[vc_row][vc_column width=»1/1″][vc_column_text]

Павел-Платон Гилярович Пржецлавский – майор, служил на Кавказе с 1844 года. В 1858 году был назначен помощником генерал-адъютанта Абу-Муселим Хана, Шамхала Тарковского, впоследствии стал Дербентским уездным начальником, помощником военного начальника Среднего Дагестана.

[/vc_column_text][/vc_column][/vc_row][vc_row][vc_column width=»1/1″][vc_column_text]По особому Высочайшему повелению был назначен приставом при Шамиле, прибыл в Калугу 1 апреля 1862 года и в течение четырех лет находился при бывшем имаме. Затем занимал должность помощника военного губернатора Эрзерумской области.
Прежцлавский – автор нескольких статей, за одну из них – «Описание Среднего Дагестана» – в 1864 году Императорским русским географическим обществом был награжден серебряной медалью. Ниже мы приведем отрывки из его труда «Дагестан, его нравы и обычаи».
«В своих наблюдениях за нравами и обычаями жителей Дагестана я ограничусь одним Средним Дагестаном – местностью, с которою мне был случай близко познакомиться, когда я занимал там административную должность, по военному управлению краем.
…Все вообще селения в Дагестане построены тесно, большею частью на возвышенных местах, или на отлогостях гор, имея вид амфитеатра. У каждого более зажиточного поселянина есть особый хутор (махи), в котором он зимою содержит рогатый скот, заготовляя для него в свое время корм. Хутора эти обыкновенно располагаются по ущельям вблизи речек, родников и покосов, – некоторые из них построены с таким комфортом, что для летнего пребывания хозяев есть особая комната, внутри которой резервуар наполняется холодною, как лед, родниковою проточною водою. Половина комнаты, взамен стульев и кроватей, занята широким, из камней, диваном. Комната эта служит единственным и приятным убежищем от палящих лучей летнего солнца…

…В день празднования в Улли-Кале начала посевов сельское общество пригласило меня на пирушку («той»), устроенную на площадке внутри селения, с зурмою и бубнами. Зная, что мы, квартируя на плоскости среди мунафиков, привыкли видеть, чтобы при каждом увеселении присутствовал прекрасный пол, приглашающие уверили нас, что на их «тое» появятся только две дамы, потому – оправдывались они – что: «бизым хатумляр айюкимык, биймага бильмай», то есть: «наши женщины похожи на медведей – танцевать не умеют».
Сравнение оказалось верным: во время бала нас поражали неуклюжие движения и грубоватые черты танцоров; впоследствии мы узнали, что это были переодетые в женское платье молодые парни. Желая сохранить правила мюридизма, запрещавшие танцевать женщинам, и угодить нашим обычаям, дозволяющим им это удовольствие, почтенные амфитрионы употребили хитрость…
… Лезгинку (тлюрды) пляшут везде одинаково, но искуснее и грациознее других – жители селений Куппа и Цудахар. Порядок пляски следующий: первоначально должен выйти в круг мужчина и сделать небрежно, переступая с ноги на ногу, один-два тура, посматривая искоса на сгруппированных в отдельную кучку женщин; затем между прекрасным полом начинается толкотня локтями и решается вопрос: кому из них присоединиться к танцору. Тут представляется возможность девицам выказать свое предпочтение кавалеру, а иногда бойкий молодой танцор сам бросит вызов: «ай Девлет-кан чих!», и Девлет-кан выходит! Вежливость требует, чтобы кавалер прекратил танец после дамы. Заканчивая танец, оба отступают в свои места, пятясь назад, для того, чтобы дамам быть лицом к кавалерам, а кавалерам к дамам, причем последние кокетливо подают свой корпус вперед и всегда поправляют головной платок, закидывая один конец его через плечо, с целью показать публике свое пригожее личико. Женщины, перешедшие за тридцатилетний возраст, редко танцуют.
… Туземные музыкальные инструменты составляют: 1) зурма, похожая на наш рожок; играющий на ней превращает свое лицо в надутый пузырь; 2) камышовая свирель – лялю; 3) дудочка из двух связанных рядом камышин, называемая «ляляби»; 4) барабан – кили, и 5) балалайка – комус. На лялю и ляляби играют обыкновенно пастухи. Барабанщик бьет такт в обе стороны барабана, с особенным всегда усердием. Кроме означенных, в употреблении здесь тамбурин (джиргин) и дудочка наподобие флейты – шантых, играть на которой, по религии, считается угодным Аллаху делом (халяль). Полный оркестр составляет зурма с барабаном, но горцы (конечно, не фанатики) готовы плясать и тогда, когда им будут бить такт лезгинки в ладоши, доску, медный таз и тому подобное.
… Обратимся теперь к различным обрядам, обычаям и поверьям жителей Среднего Дагестана, не стесняя себя, впрочем, исключительностью этой программы.
Жители села Чох Гунибского округа в первый день праздника Курбан-байрама …после совершения установленной молитвы в Джумма-мечети, главном молитвенном доме, выходят поголовно на дорогу, ведущую к соседственному селу Ругуджа; старший муэзин (призыватель к молитве) имеет в руке обнаженную саблю; по сторонам его в виде ассистентов следуют два муталима (ученика): первый из них несет значок, похожий на флюгер (байдак), второй – глиняный большой порожний кувшин (раа); остальная, затем, публика вооружена камнями. Остановясь на определенном месте, муэзин, прокричав громко и троекратно: «Аллах акбер! Ля иль Аллах-иль Аллах!», оборачивается к Ругдже и, с энтузиазмом размахивая по воздуху саблею, рубит брошенный высоко вверх кувшин, который, будучи осыпан градом камней, в осколках падает на землю. Чем мельче обломки кувшина, тем обильнейшего ожидают урожая. По преданиям, чохцы, исповедующие ныне ислам, были прежде христианами. Они с вышеописанным обрядом соединяют не только поверье об обильном урожае, но еще об обильном урожае в ущерб христианам, именно тушинам, в сторону которых обращаются, разбивая кувшин, и с которыми враждуют вследствие различия религиозных верований. Ругджинцы, принявшие ислам далеко позже чохцев, совершаемый последними обряд относят на свой счет, и, не доверяя показаниям, что он через их головы направляется собственно на тушин, сначала старались откупиться от чохцев, посылая им в подарок к байраму одного быка, но потом, видя, что церемония не прекращается, просили бывшего имама запретить обряд кувшиноразбивания, потому что он может подрывать их урожаи. Шамиль, обратив в шутку жалобу эту, посоветовал обижающимся совершать подобный же обряд, и при разбивании кувшина обращаться к поселению, живущему на плоскости и подчинившемуся русским, направляя свои недружелюбные желания через головы чохцев.
Ежегодно, в последних числах февраля, жители Койсубулинского общества Гунибского округа празднуют день начала посева хлебов следующею церемониею. Один из зажиточных и почетных местных жителей, у которого в предшествовавшем году хлеб уродился более хорошо, собрав в переметные эшачьи корзины семена различных растений, приглашает своих односельцев в поле, на место, еще нетронутое сохою. Ожидающий их там мулла прочитывает молитву, после которой первенствующий местный житель проводит по полю две борозды сохою, и вспаханное место засевает привезенными семенами. Более преданные суевериям жители, взяв на ладонь земли из вновь вспаханного и засеянного места, смачивают ее слюною, превращают в глину и мажут ею себе некоторые части тела. Это средство, по их убеждению, излечивает ревматизм и другие наружные болезни. С выходом мужчин в поле, рой девиц, от 7 до 16-летнего возраста, наряженных в лучшее разноцветное платье своих матерей и бабушек, выступает вслед за ними на гуляние – побегать и порезвиться на мураве поляны или в садах, окружающих селение. Удовольствие порезвиться и пощеголять в парадных шелковых платьях не часто им представляется.
При обратном шествии публики вблизи селения происходят: пальба, пение и джигитовка (скачка на лошадях); а в заключение мальчишки, сняв нижнее платье, босиком совершают бег по прямому в 25 саженей длины направлению. Первый, достигший определенной черты, получает от родных в виде приза оружие, тут же на него надеваемое, которое, по возвращении домой, он обязательно выменивает на сласти или фрукты. Остальные мальчики, участвующие в беге, получают от общества по кусочку пшеничного чурека…»
Вестник Европы, 1867, № 3[/vc_column_text][/vc_column][/vc_row]