«Портретистом надо родиться»

На визитке написано «скульптор, поэт, переводчик», а еще «Председатель правления Международного общественного объединения «Горо» и «Член Координационного Совета россиян
при Посольстве России в Беларуси». Добавлю от себя, что на визитной карточке не указано, что он еще и композитор.

Наш земляк из селения Карата Ахвахского района Дагестана более 30 лет живет в Белоруссии. Пройдя долгий и тяжелый путь, он добился признания и стал узнаваемым далеко за пределами этой страны. Благодаря ему и его работам, выставленным в музеях Москвы, Минска, Европы, а также частным коллекциям во многих странах мира, о Дагестане узнают немало нового, интересного и позитивного. Знакомьтесь: Хизри Асадулаев – человек, о таланте которого на одной визитке не напишешь.
Через тернии к звездам
– В одном из интервью вы сказали, что с детства знали, что будете скульптором. Как вы могли это знать? Кто-то повлиял на ваш выбор или, может, вы сон видели?
– Возможно, толчок дал момент в каком-то фильме, который я увидел в раннем детстве: скульптор высекал из огромного валуна портрет любимой. На меня это произвело впечатление. Я помню, с одноклассниками ходили за село с долотом, с молотком. Зубил тогда не было. Я, собственно, понятия не имел, что такое скульптура. Пытался что-то там рубить. Выбирал кварцевые, более мягкие камни, что легче для обработки. Ну и из глины, которой в наших горах в избытке, начал лепить. Я помню, это были портреты солдат, моряков в бескозырках. Потом куда-то их закинул и забыл про них. А когда учился в Дагестанском художественном училище, приехал на каникулы, обнаружил их случайно в ящике шифоньера. И был удивлен: как ни странно, выдержаны все пропорции портрета. Тогда я подумал, что, возможно, заложены во мне какие-то данные к портретному искусству.
Потом я уже убедился, что портретистом надо родиться. Стать им невозможно.
– Мне известно, что ваши родители не поощряли ваше стремление рисовать. Почему?
– Мы ведь исповедуем ислам, а в исламе не приветствуется рисовать, лепить портреты. Тем более что бабушка была очень верующая. Даже в советское время. Наверное, в большей степени мной недовольна была мать. Она сжигала мои рисунки. Но она была великолепная ковровщица. Как она подбирала гамму, цвета – это просто уникально! Думаю, если бы я рисовал только узоры, наверняка не было бы проблем.
– Когда ваши родители смирились с тем, что их сын портретист?
– Наверное, когда на республиканской выставке в Минске они увидели скульптурный портрет моей жены. Едва завидев вдали работу, отец крикнул: «Ой, наша Патимат!». Но до этого около 20 лет они не поддерживали меня. Даже когда я собрался учиться в художественном училище, отец не поехал со мной в Махачкалу. А я никогда до этого города не видел. Отец написал мне на бумажке адрес своего двоюродного брата, чтобы я через него узнал адрес училища. «Поступишь, – сказал, – сообщишь, а не поступишь, так и сообщать не надо». Я поступил на ювелира, только у них был предмет по лепке, знаний по предмету «скульптура» мне было крайне мало. Поэтому поехал в Орел, поступать сначала в училище, потом в университет. Отец и тогда был против, но и здесь я настоял на своем. Мне даже пришлось одолжил денег у знакомого на дорогу.
– Действительно, вам пришлось побороться за свое будущее.
– Это еще не все. В конце третьего курса я был исключен из училища за драку. Возвращаться домой было стыдно, и я в военкомате стал проситься, чтобы меня поскорее в армию призвали. Таскал им балык, черную икру. Отслужил, вернулся. Но в университете не хотели меня восстанавливать, и я пробивал этот вопрос через Москву, газету «Правда». Спасибо журналисту Новоселову! Он взялся за это дело и довел его до конца. Но учеба была адская. Их вынудили взять меня, и из-за этого они загружали меня больше, чем других студентов, лишили стипендии. Я был вынужден подрабатывать. В час ночи после работы приходил домой и начинал делать домашнее задание. Спал только три часа. Но потом я стал отличником, даже начал получать повышенную стипендию. Правда, сейчас я благодарен своим преподавателям. Если бы не эта жесткость, вряд ли бы я достиг каких-то успехов. Я достойно прошел эту школу выживания.
– Ну, а в Минск как вы попали?
– После учебы я вернулся в Карату. К тому времени за меня уже была засватана невеста. Годом раньше она не прошла по баллам в институт в Минске, но непременно хотела туда, попытаться поступить вновь. Город ей понравился, люди. Мы поженились и поехали.
– За столько лет вы ни разу не пожалели, что переехали в Минск?
– Нет, ни разу. Там на самом деле атмосфера здоровая. Можно работать. Может быть, там действительно сложно вступить в какой-то творческий союз, конкуренция большая… Все-таки приезжий – он везде приезжий. Мои работы внача-
ле не принимали даже на республиканскую выставку. Тогда проводили республиканские, а потом лучшие работы отбирали на всесоюзные выставки. Когда я принес свою работу
в комиссию (там отбирали лучшие для участия в республиканской выставке), была тишина, и ее никто не предлагал. Потому что меня никто не знает. А работа – ну и что, что работа? Нужна была рекомендация. Хоть кто-то должен был сказать: «хороший человек» или «я его знаю». Но за меня некому было так сказать, я же только приехал в Минск. Мне было 25 лет. Я даже подумал, что,
наверное, не ту профессию выбрал, раз комиссия не принимает мою работу. Однажды, после очередного отказа, ко мне подошел один скульптор – ныне покойный, у него по со-
седству была мастерская – и посоветовал мне повезти мою работу в Москву, сразу на всесоюзную выставку. Я сначала сомневался, а потом решил рискнуть. Привез свою работу в Москву, ее приняли и поставили в уголок, где были работы из Белоруссии. А потом я посмотрел в каталоге: из 28 представленных работ выбрали только мою. На следующий год я повторил то же самое. И опять только моя работа прошла… Так все и началось.

«Я посол Дагестана в Белоруссии»

– В одной песне есть такие слова «Я повсюду иностранец. Забери меня, мама, домой». Вы ощущаете себя «повсюду иностранцем»?

– Скажу, как говорил Расул Гамзатович: я чувствую себя послом Дагестана. Тем более что я много общественной работы провожу. Ежегодно в ноябре организую литературно-музыкальные вечера памяти Расула Гамзатова. Они так и называются – «Ноябрьские гамзатовские чтения». В этом году уже девятый раз будем проводить. Несколько лет подряд в Витебске проводили вечера памяти Сулеймана Стальского. Это объединяло дагестацев, проживающих там. И нам важно, чтобы в Белоруссии, особенно молодежь, знали о Дагестане.

– Вы это делаете, когда скучаете по Дагестану?

– Я всегда скучаю. Для меня Дагестан – это не географическое понятие, а внутреннее, духовное. Собственно, я и не выезжал никуда, потому как Дагестан во мне всегда.

– В Белоруссии знают о Дагестане, где он находится?
– Часто сталкиваюсь с тем, что многие не знают. Но все больше и больше людей узнают о нашей республике. О некоторых дагестанских селах знают: о Цада, Кубачи, о Гунибе. Знают о Дербенте, Кизляре, Избербаше. Про селение Карата начали узнавать, когда стали выходить мои книги. Какой-то контингент, безусловно, знает уже Дагестан через проводимые нами вечера, от наших спортсменов. Они ведь тоже прославляют дагестанцев, получая высокие награды на самых престижных соревнованиях. Например, призер Олимпиады в Афинах, наш земляк Арип Гаджиев впервые принес Белоруссии серебряную медаль по боксу.

– Вы жили в нескольких городах – в Махачкале, Москве, Орле, сейчас в Минске живете. Можете ли вы сказать, что нашли свое место под солнцем?
– Однозначно мое место – Карата. Это даже обсуждению не подлежит.
– Как отреагировали родственники на ваш переезд? Все-таки в дагестанских семьях, сами знаете, принято, чтобы сын оставался с родителями.
– Этот вопрос очень остро вставал. Когда были молодые, это не было так тяжело. Когда ушел из жизни отец, мать осталась одна, и встал этот вопрос. А когда и мать скончалась, вопрос встал еще более остро, так как осталась младшая сестра. Выручали младшие братья. Они брали на себя этот груз.
– Есть ли у вас ученики?
– Некоторые называют себя моими учениками. Но я не преподаю нигде и не занимаюсь с теми, кто просит работать в качестве репетитора. Потому что сам учусь. Как я могу кого-то учить, когда до сих пор учусь и работаю над собой?

– Но ваш певческий талант или талант поэта ведь не сразу открылись?
– После смерти отца был стресс. Тогда я стал писать стихи, музыку. Сейчас стихи я пишу, но
музыкой занимаюсь меньше, потому что она требует много времени, работы, вложений.
– Осталась ли какая-то область, которую вы тоже хотели бы познать?
– Я не стремился познавать какие-то направления.
Никогда не думал, что буду поэтом, что будут изданы мои книги, тем более, что стану членом Союза писателей Белоруссии. Кстати сказать, что в Союз художников, что в Союз писателей, что в Союз музыкальных деятелей заявления я написал по их просьбе. Я туда тоже не собирался.
В Союз художников даже несколько лет отказывался вступать. Сейчас думаю, надо выйти из всех союзов и просто быть скульптором, просто быть поэтом, и все. У нас советская ментальность такая: если ты не в Союзе, значит, ты не достиг профессионального уровня. Но мне теперь можно выйти, сейчас уже никто меня не упрекнет. Ведь я достиг этого уровня.

– Какую черту характера вы бы в себе изменили?
– Лень. Мне кажется, что я ленивый человек. Мне часто говорят: как же так, ты ведь столько сделал! А представьте, если бы я не был ленивым, сколько бы я еще сумел сделать!

– Встретившись с богом, о чем бы вы его попросили?
– О прощении.
Столько грехов! Сначала попросил бы о прощении за себя, потом за моих близких. Ну, а потом попросил бы благополучия для моего народа – для дагестанцев прежде всего, а потом для остальных. Понимаю, что всем не даст,но хотя бы – для Дагестана.