О, Дербент, Дербент, старинный седой, мудрый Дербент!

Тысячелетия стоишь ты под горой, на этом узком переходе – между величавым снежновершинным хребтом Кавказа и бурливым Каспием. Как прижился ты к этому подгорью родной земли!

Старинный город с лабиринтами кривых узких улиц, приплюснутыми к земле крошечными каменными саклями, как бы уставший, застыл, отползая от омываемых волнами берегов моря у подножья гор.
Далеко тянутся цепи все боле и более возвышающихся на запад гор. В глубине этих причудливых громад, устремленных к синим бесконечным просторам неба, красуются снеговые вершины, то ярко сверкая лучами жгучего солнца, то утопая в вечерней мгле. Вечно зеленеют горы над Дербентом. От стен крепости, между морем и горами бегут сплошные виноградные сады, и на север и на юг – далеко-далеко! Летом посмотришь на крепость – какая неописуемая чарующая красота! Слева, справа – нет конца пределу зеленому океану виноградных лоз. А пред тобою у ног Дербента открывается изумительной красоты водная панорама. По голубой, приветливо машущей белыми папахами, глади моря, подняв паруса, медленно плывут байдарки рыбаков, словно бабочки по цветущим просторам горных нив. Длинными лабазами, убогими бараками, точно грибы разбросаны по дербентским берегам Каспия рыбные промыслы.
Над городом возвышаются два аула: севернее – Сабнава, южнее – Джелган: они точно зеленые погоны на плечах старинного воина Дербент-Кала. В ясные дни из любого конца города видны сады и поля этих аулов, дымящиеся трубы саклей, колыхающиеся высокие чинары, синеющие в мгле минареты, устремленные ввысь.
Славится аул Сабнава! Золотистой пшеницей, ранней медовой клубникой, насквозь светящимся янтарным и сладким, как щербет, виноградом славится Сабнава!
А вода? Из-под скал вода, холодная, словно лед Шах-дага, прозрачная, точно детская слеза вода!
Где еще в мире сыщешь такой уголь для шашлыка, как в Сабнаве? Сливками точь в точь рахат-лукум, словно девичьи очи вишнями, бойкими парнями, мудрыми стариками и целительным воздухом славится аул Джалган.

СТАРИННЫЙ ДЕРБЕНТ
Дербент – два Дербента – верхний и нижний – старый и новый. Старый город – труженик, новый – хозяин. Девять магалов старого Дербента, где обитали когда-то разноречивые, разнонравные племена, точно девять разных аулов, по сговору съезжались сюда, и как бы принужденные теснотой в этом каменном мешке, дружно, плотно прижались друг к другу. Всепобеждающее время перемешало, переварило, сплотило их.
Высокими каменными арками открываются с обеих сторон железные ворота Дэрбэнт-Кала: Даш-капы, Орта-капы – с севера, Гэлэ-капы, Мечеть-капы – с юга.
В каждом магале своя мечеть, свой мулла, совет аксакалов, свои особенности общего нрава и общих адатов. В общем их тюркском языке в каждом магале слышится своеобразный, тонкий оттенок в музыке и речи. Дербентцы, и лишь сами дербентцы, могут издали безошибочно, с полуслова, с одного взгляда определить друг друга и сказать, с какого каждый из них магала, так же, как бакинцы, кубинцы, ширванцы могут легко, по речи, по облику определить дербентцев вообще. В общей беде верхнедербентцы, защищая общие интересы, умеют объединиться в единый крепкий кулак. В обычной же жизни, в быту магалы открыто враждуют между собою. Дайте им для этого лишь повод! А повод – на каждом шагу!
Безобидные ссоры между людьми магалов, недозволенное аксакалом появление сватов от одного магала к другому, не так сказанное слово, не так брошенный взгляд… И все это вмиг разнесется по магалам, как факел по стогам сена, и разгорятся магальные драки. Все мужское население магала – от мала до велика, за исключением аксакалов, мулл и богатых баев, соберется вместе, предводительствуемые магальными ночи, и осыпят друг друга каменным дождем из сапандов. Камень, выброшенный из сапанда, с воем, со свистом разрезая воздух, летит на голову противника далеко-далеко.
После похорон жертв магальной драки позовут муллу дербентцы, устроят поминки, съедят жирный траурный бузбаш, поскорбят по умершим, вспомнят их добрым словом: «хороший был джигит» – скажут молодые, «примерным мусульманином, богомольцем славился» – похвалят старики; мулла, обтирая рукавом зеленой мантии жирные губы, прочтет молитву и, подняв голову к небесам, произнесет в нос, по Корану: «Фааатэхэ – Аминь!», и разойдутся дербентцы по своим магалам, домам, спокойно, как ни в чем не бывало, с уважением, чинно, пропуская вперед старших, знакомых, которых вчера лишь били с наслаждением.
Был человек и не стало его!
За что?..
И это до следующей драки, до следующего повода.
Каждый магал в Дербенте имеет свое прозвище – меткое, ироническое, злобное…
Людей с магала Баят-Уджаги зовут «джир» – дикий.
И в самом деле, «баятуджагинцы» особо отличаются неудержимым порывистым, вспыльчивым диким нравом. За каждое не так сказанное слово – схватка за рукоятку кинжала. Не зря дербентцы говорят: «Баятуджагинцев Аллах создал с порохом».
Пожалуй, все дербентцы такие, но баятуджагинцы – в особенности.
Сами же они свое прозвище объясняют по-иному: «Джир», – говорят они, – «значит не дикий», а «дички» – фрукты, мол, лесные, урожайные, хотя и мелкие, как и мы сами, но зато наш плод не запретный, наш урожай доступен всем. Мы щедрые – вот почему нас так зовут».
Говоря справедливо, баятуджагинцы весьма гостеприимные и добродушные. Не успеет кунак снять башмаки – конь накормлен, все, что есть, – на столе, дом сияет доброй улыбкой.
Эти черты присущи каждому дербентцу. А баятуджагинцы – в особенности!
Джаркапинцы носят прозвище «Сары-турпаг» – глина.
«Назойливые, прилипчивые, как глина», – утверждают сами джаркапинцы. И это верно. Все дербентцы общительные, дружелюбные люди, а джаркапинцы – в особенности.
Чартапинцы – «гишгырыгчигар» – крикуны.
«Нигде в мире нет такого шума, крика, воя и писка, как в магале Чартапе».
«Мы – веселые, они от зависти на нас клевещут», – оправдываются чартапинцы.
А чартапинцы, истинно, – народ веселый!
В каждом доме музыкант. Каманча, скрипка, саз, тара, зурна, барабан найдутся в любой сакле в магале Чартапа.
Чартапинцы вечно поют и пляшут!
«Чартапинцы и мертвецов хоронят с музыкой», – говорят в Дербенте.
Любовь к музыке, к веселью – у каждого дербентца, а у чартапинцев в особенности.
Дербентцы в целом имеют свой общий «Кэллэ» (череп) – так во всем Кавказе их называют.
Бакинцы, кубинцы, генджицы, говоря «Кэллэ-Дербент», иронизируют – «череп – мол, безмозглые», а дербентцы полезут в драку, доказывая, что это вовсе не так: «Кэллэ – голова. Мы головастые, умные, главенствующие, мол; наши деды, прадеды составляли головной отряд, защищая, отстаивая Кавказ от нашествия врага с севера».
Пожалуй, дербентцы больше правы, чем их соседи.
История Дербента говорит за них.
Правы дербентцы и в том, что они «головастые».
Восприимчивость, трудолюбие, талант, природный ум этого народа известны по его многовековой истории.
Любое благородное зерно жизни – ремесло, искусство, наука, литература, как только садятся на почву Дербента – быстро, дружно всходят.
Не зря Дербент издревле славится своими ашугами, поэтами, мастеровыми людьми, мудрецами-самородками.
Самородки!
О, потомки мои, кому же посеять в нашем девятнадцатом мрачном веке эти семена благородной жизни?
Муллам – одурманивающим наш народ?
Бекам, ханам, князьям – грабящим его?
Кочулар – наемным профессиональным убийцам?
Калеке Шыл-Кулы – озлобленным, отверженным посеять эти семена?
Кому? Кому же, скажите, о, потомки?!
Мрачен Дербент девятнадцатого века!

Дербент новый
Нижняя часть Дербента отличается от верхней, как кичливая богатая невеста от мудрой бедной старушки.
Общность их разве в том, что они греются под одним солнцем, вздыхают на одну и ту же луну и одинаково обожают национальную еду – хингал – творение жирной баранины, теста, чеснока и виноградного уксуса – крепкого и вспыльчивого, точно порох.
Правда, здесь, в нижней части – чаще едят богатый плов с сорока разными хурушами – с изюмом, курицей, каштанами, бараниной, фазанами – нежели бедный общедоступный хингал.
Здесь живут в роскоши, утопающих в цветах и зелени домах, а не в каменных мешках, пьют втихомолку и открыто запрещенный шариатом золотистый янтарный хатьми, солнечно алый ароматный мускат, за что отец выгонит из дому единственного сына в магале; здесь, внизу, одеваются в дорогие китайские атласы, в багдадский бархат, в персидские шелка, английское сукно, бухарскую параху, российские меха, а не в самотканые, грубошерстные изделия, крашеную бязь, баранью шубу.
В новом Дербенте на свадьбах, на пирах женщины нацепляют на себя столько золота, бриллиантов, драгоценных камней и монет, горящих и сверкающих ослепительным блеском, что право кажется – их мужья и отцы только что ограбили все ювелирные магазины в Тифлисе и Баку, Генджи и Нахичвани, Тевризы и Тегеране.
В верхней части тоже живут и одеваются богато. Но это уже участь избранных Аллахом семей, кулаков фидгаровых, султановых, мулл, казы, не уползших еще вниз, в новый Дербент. Женщины из магалов на свадьбах и пирах тоже гремят и блещут украшениями – продавленными и усыпанными с ног до головы серебряками полтинниками…
На эти два противоположных мира разделяют Дербент шумный «тахта-базар», армянский собор, русская церковь, стоящие почти рядом в центре города.
Городская управа – гроза и пугало Дербента с двуглавым орлом над входом, повернувшись лицом к магалам своим двухэтажным каменным мрачным зданием, стоит в авангарде нового города – аристократов. Она как бы своей этой позой угрожает верхним магалам Дербента: «А ну, тронь-ка живущих у меня за спиною, не снесешь головы!»
Сага о Дербенте
Оглан-Оглы.
Отрывок из книги