Александр Дюма о Кизляре
Отрывки из книги «Кавказ»
7 ноября 1858 года в два часа пополудни мы прибыли в Кизляр. Это был первый город, встреченный после Астрахани; мы проехали 600 верст по степям, где не нашли никакого пристанища, кроме редких станций и казачьих постов. Иногда нам попадался небольшой караван татаркалмыков или караногайцев, этих кочевников, переходящих с места на место и везущих с собою (чаще всего на четырех верблюдах) все имущество, как правило, состоящее из кибитки и других принадлежностей. Впрочем, по мере приближения к Кизляру, особенно, когда мы уже были на расстоянии 7–8 верст от него, картина все больше и больше оживлялась.
Все всадники и пешие, какие только нам попадались, были вооружены. Мы встретили пастуха, который носил кинжал сбоку, ружье за плечами и пистолет за поясом. Конечно, если бы кому-нибудь вздумалось изобразить его на вывеске, тот не решился бы написать: Au bon pasteur (у доброго пастыря – (франц.). Даже сама одежда жителей теперь уже имела воинственный характер: невинный русский тулуп, наивную калмыцкую дубленку сменила черкеска серого или белого цвета, украшенная по обеим сторонам рядами патронов. Веселый взгляд превратился в подозрительный, и глаза всякого путника принимали грозное выражение, выглядывая из-под черной или серой папахи.
Заметно было, что мы вступали в землю, где каждый опасался повстречать врага и, не рассчитывая на помощь власти, сам думал о собственной безопасности.
И действительно, мы приближались, как выше сказано, к тому самому Кизляру, который в 1831 году был взят и разграблен Кази-Муллою – учителем Шамиля.
Многие еще вспоминают о потере или родственника, или друга, или дома, или имущества во время этого ужасного происшествия, которое повторяется почти ежедневно, хотя куда в меньшем размере.
Чем более мы приближались к городу, тем несноснее становилась дорога; во Франции, Германии или Англии ее считали бы непроходимой, а экипаж совсем не мог бы по ней передвигаться.
Но тарантас проходит везде, а мы в тарантасе.
Мы, которые только что проехали по песчаному морю; мы, вот уже пять дней засыпаемые пылью, мы уже находились в окрестностях города, где наши лошади тонули в грязи по самую грудь, а экипажи – по самый кузов.
– Куда везти вас? – спросил ямщик .
– В лучшую гостиницу. – Ямщик покачал головой.
– В Кизляре, господин, – отвечал он, – нет гостиницы.
– А где же останавливаются в Кизляре?
– Надо обратиться к полицмейстеру, и он отведет вам помещение.
Вызвав казака из нашего конвоя, мы дали ему подорожную и открытый лист для удостоверения нашей личности, приказав отправиться как можно скорее к полицмейстеру и по возвращении ожидать нас с ответом у ворот города. Казак пустился в галоп по извилистой дороге, которая, подобно грязной реке, терялась между заборами. За этими заборами находились виноградники, которые, по-видимому, содержались превосходно.
Мы спросили ямщика о садах. Оказалось, они принадлежали армянам.
Из винограда выделывается знаменитое кизлярское вино.
Вино кизлярское и вино кахетинское, из которых кахетинское, по моему мнению, уступает кизлярскому, потому что, будучи перевозимо в бурдюках, принимает их вкус, – вместе с винами оджалешским в Мингрелии и эриванским, – фактически единственные, которые пьют на Кавказе, – в стране, где, судя по численности населения (за исключением мусульманского), употребляют вина, может быть, более, чем где-либо.
В Кизляре гонят превосходную водку, повсеместно известную кизлярку.
Вино и водку гонят в основном армяне.
***
В течение пяти предшествующих дней мы не видали ни одного деревца, и нам приятно было вступить в этот оазис, хотя зелени в нем было весьма мало.
Проехав около четырех верст по этой отвратительной дороге, мы прибыли наконец к городским воротам. Казак ожидал нас. В ста шагах от ворот полицмейстер отвел нам квартиру. Наш экипаж, сопровождаемый казаком, остановился у ворот квартиры.
Да, мы находились на Востоке, – правда, на северном, но он отличается от южного одними только костюмами: нравы и обычаи были одни и те же.
***
По окончании обеда я взял Калино с собою в качестве переводчика и, оставив Муане, занятого рисованием портрета семилетнего парня с его кинжалом, или лучше сказать, кинжала с его семилетним парнем, отважно пустился по болоту, где грязь была по колена.
Это была главная улица Кизляра.
***
Городничий жил на другом конце города, и чтобы добраться до его жилища, надо было пройти через весь Кизляр.
Был базарный день, и мы должны были прокладывать себе путь между телег, лошадей, верблюдов и торговцев. Сначала все шло хорошо: мы пересекли крепостную площадь, над которой господствуют военные укрепления и где можно бы было свободно маневрировать армии из двадцати пяти тысяч человек. Когда же мы вышли на базарную площадь, началась невообразимая толкотня.
Не сделав и пятидесяти шагов посреди этой толпы, вооруженной с ног до головы, как я уже понял, какое неуважение должна была оказывать эта толпа невооруженному человеку.
Оружие на Востоке полезно не только для вашей защиты, но и для предупреждения какого-нибудь нападения. Вооруженный человек даже молча как бы говорит: «Уважайте мою жизнь или берегите вашу». И эта угроза не бесполезна в стране, где, как сказал Пушкин, убийство человека не более, чем один жест.
Пройдя базарную площадь, мы вступили на улицы города.
Ничего нет живописнее этих улиц с деревьями, высаженными без симметрии, с их болотами, где крякают гуси и утки и где верблюды запасаются водою на дорогу. Почти во всех улицах имеется земляной покров, возвышающийся на три или четыре фута над поверхностью земли, он составляет пешеходный тротуар шириною в тридцать или сорок сантиметров. Встречающиеся на тротуаре, если они друзья, могут продолжать шествие, каждый в свою сторону.
Но совсем иное, если это враги: кто-то один должен решиться сойти в грязь.
Вечером эти улицы должны быть (и наверняка бывают) идеальным разбойничьим вертепом, напоминающим не Париж Буало (Париж Буало – это безопасное место в сравнении с Кизляром), а Париж Генриха III.
***
В Кизляре художник обнаружит много очаровательного и живописного. Вначале поразила наши взоры смесь одежд. Армяне, татары, калмыки, ногайцы, евреи толпятся на его улицах, и все – в своих национальных костюмах.
Население этого города состоит из девяти или десяти тысяч человек. Оно удваивается в дни ярмарок.
В Кизляре торгуют всем (занимаются в том числе и перепродажей родных, – похищенных татарами мужчин, женщин и детей): славным вином, водкой, шелком, производством которого занимаются местные жители, рисом, мареной, кунжутом и шафраном, растущими в окрестностях.
***
Подали чай со множеством армянских вареньев, одно необычнее другого. Некоторые были приготовлены даже из лесных тутовых ягод, другие из дягилей; следовавшие за ними конфеты также имели свой восточный характер. Они были замечательны скорее по приятному запаху, нежели по вкусу.